Об актрисе Марии Пастуховой. Незабываемое
Удивительно, но все, кому довелось встретить Марию Фоминичну на жизненном пути, говорят о ней с уважением и теплом.
Но, наверное, иначе и быть не может. Ведь к этому располагало многое.
Обаятельная, с возрастом, кажется, не менявшаяся в худшую сторону внешность Пастуховой, ее интеллигентная, не суетная, лишенная типично актерского ажиотажа манера речи.
Причем, как в обыденных ситуациях, так и когда дело доходило до того, чтобы акцентировать смысл ключевых фраз той или иной роли — Мария Фоминична и тогда не повышала голоса.
Но, тем не менее, актрису было слышно на любой игровой площадке ее родного на протяжении почти шестидесяти лет (с 1945-го до момента своей кончины, в октябре 2003-го) Центрального академического театра Российской Армии. И на его отнюдь не однозначно камерной Малой сцене, и на легендарной, иронично именуемой в отечественных культурных кругах «артиллерийским полигоном» сцене Большой.
Это ценили и зрители, и критики, которые, судя по устным и печатным отзывам, были покорены естественностью профессионального «почерка» Марии Фоминичны (недаром так органично выглядевшей на не терпящем фальши экране, в своих немногочисленных, но заметных киноработах — к примеру, Прасковьи Петровны и Военврача в снятых Владимиром Басовым фильмах «Метель» и «Щит и меч»). И главное — талантом актрисы ненавязчиво, но упорно посредством своих ролей «беседовать» с залом о важных для нее, Марии Пастуховой, понятиях чести, совести, иных категориях нравственного порядка.
Однако, несмотря на серьезность настоящего посыла амплуа актрисы было далеко не чисто героического. Все-таки сила характеров и драматизм создаваемых Марией Фоминичной образов (включая и Любовь Яровую в одноименной версии пьесы К. Тренева Брестского русского театра, куда актриса, родившаяся ровно сто лет назад, 22 июля 1918-го в Мелитополе, в 1940-ом приехала после окончания столичного ГИТИСа) оттенялись мягкими, лирическими «тонами». Наряду с этим присутствовали в артистической «палитре» Пастуховой и гротесковые «краски».
Свидетельство тому — репертуар Марии Фоминичны уже в армейском театре.
В пору актерской зрелости Пастуховой он был достаточно обширен (от романтичной дочери музыканта Луизы Миллер в «мещанской трагедии» Ф. Шиллера «Коварство и любовь», разведчицы Николаевой в шпионском боевике «На той стороне» А. Барянова, ударницы сельского хозяйства Паши Сумской в «Степи широкой» Н. Винникова до профессорской тещи Войницкой в «Дяде Ване» А. П. Чехова). А вот в преклонные годы Марии Фоминичны, справедливости ради надо заметить, в ЦАТРА ее индивидуальностью не слишком дорожили.
Но к такому не завидному и, увы, обычному для многих артистов положению, она старалась относиться спокойно. Можно сказать, философски, предпочитая радоваться тем ролям, которые ей доверяли режиссеры, тем более что в основном они следовали традициям психологического театра. Направления, близкого самой Марией Пастуховой, чьи роли можно смело заносить в учебники по актерскому мастерству.
Настолько роли эти, как, собственно, и положено воспитаннице легендарного мхатовца Михаила Михайловича Тарханова, вовсе неспроста принятой в театр учеником основателей МХТ — Алексеем Дмитриевичем Поповым, были тщательно разобраны и прожиты ею до мельчайших подробностей.
Поэтому зрительская аудитория, как правило, проникалась симпатией к героиням Пастуховой.
Героиням незаурядным, которые в большинстве своем были не избалованы судьбой, но суровые испытания не приглушили в них внутреннего света и благородства (как в случае с Бабушкой, Доньей Эухенией из предложенной Александром Бурдонским сценической версии пьесы А. Касоны «Деревья умирают стоя»). И — молодости души (этим отличалась графиня Матильда Шарден Марии Пастуховой из «Гарольда и Мод» К. Хиггинса и Ж. К.Карьера в постановке Андрея Бадулина). И — природного оптимизма (взять хотя бы ее Матильду из комедии «Моя профессия — синьор из общества» Дж. Скарначчи и Р. Тарабузи в режиссуре Павла Хомского). И — умения не терять стойкости духа в критических обстоятельствах, что отличало сыгранную Марией Фоминичной Шарлотту Эрдсли из «Боже, храни короля!» С. Моэма, стремившуюся в преддверии неизбежного вследствие тяжелой болезни ухода из жизни сохранить свою разрушавшуюся, словно карточный домик семью.
Кстати, с семьей — только слаженной, крепкой, ассоциировался и ансамбль спектакля Леонида Хейфеца. И именно Шарлотта Пастуховой (отмеченной за эту роль Премии Москвы) по праву считалась своеобразным «камертоном», по которому неизменно «настраивались» на нужный лад ее партнеры.
И вместе с ними и публика, восхищавшаяся этой хрупкой и одновременно мужественной женщиной, в поведении которой люди, лично знакомые с Марией Фоминичной, улавливали явное сходство с самой актрисой, как и Шарлотта, умевшей достойно переносить постоянно нарушавшие привычный рабочий ритм проблемы физического и морального свойства. А также — столь же вежливо, демократично общавшейся с окружающими, независимо от их социального статуса: будь то коллеги-артисты, журналисты или служащие технических цехов.
Монтировщиков, осветителей и реквизиторов, гримеров и костюмеров Мария Фоминична Пастухова вопреки сложившемуся стойкому в актерской среде мнению искренне считала не «обслугой», скорее — незаменимыми участниками плодотворного творческого процесса, принимая близко к сердцу их житейские проблемы, помогая добрыми словами и поступками.
Впрочем, позитивным, что называется положительно «заряженным» было и само искусство Пастуховой — представительницы блестящей плеяды мастеров старой актерской школы, которые, к сожалению, все уходят и уходят один за другим. И уносят с собой нормальный, здоровый театр, способный помимо выполнения просветительских задач еще и восстанавливать эмоциональное равновесие всех нуждающихся в подобной поддержке. Сейчас об этом все чаще приходится лишь вспоминать.
«Страстной бульвар, 10» № 10 за 2018 год.
