Вспоминая Константина Захарова
Он запомнился молодым. И потому что ушел из жизни в возрасте совсем не ассоциировавшихся со старостью пятидесяти семи лет. И по причине отсутствия солидности, выражавшейся в стройности, подтянутости внешнего облика, в ироничном отношении к собственным творческим достижениям.
Хотя цену своим возможностям Захаров наверняка знал. Но стоило при Константине Федоровиче лишь приступить к рассуждениям о каких-то явных его удачах, как загоравшийся в глазах артиста лукавый «огонек», тут же сводил «на нет» весь пафос ситуации. И это обеспечивало легкость в общении с ним.
Но именно легкость, а не панибратство. Панибратства Захаров в и других не принимал, и себе не позволял. Ни с коллегами-артистами, ни со служащими технических цехов Центрального театра Советской Армии, в чью труппу был приглашен из знаменитого Новосибирского «Красного Факела».
ЦТСА тогда руководил Андрей Алексеевич Попов, который, посмотрев спектакль «Тот, кто получает пощечины» в постановке Марии Кнебель и Александра Бурдонского, с Захаровым роли Тота от этой самой роли отказался. Хотя он, Попов, и участвовал в премьерных представлениях драмы Л. Н. Андреева на Большой сцене армейского театра в 1972-ом.
Константин Федорович тем поистине драгоценным, между прочим, раритетным для чрезвычайно эгоистичной актерской среды подарком дорожил. Ведь образ Тота с его внутренней, постепенно раскрывавшейся по ходу сюжета тайной как нельзя лучше соответствовал индивидуальности артиста, отличавшегося, если так можно выразиться, закрытым темпераментом, умением контролировать эмоции. А еще покоряла интеллигентность актерского «почерка» Захарова, его неизменная психологическая точность (что, кстати, не исключало склонности к импровизации) в сочетании с интеллектуальным началом.
Причем, последнее проявлялось и там, где это было необходимо (к примеру, в серьезных, «окрашенных» в социальные «тона» ролях вроде причастного к политическим интригам Бориса Годунова в легендарном спектакле Леонида Хейфеца «Смерть Иоанна Грозного» А. К.Толстого или Чешкова в выпущенном в 1971-ом Александром Шатриным «Человеке со стороны» И. М. Дворецкого или стойкого духом Капитана корабля в «Оптимистической трагедии» Вс. Вишневского в датированной 1981-ым режиссерской версии Павла Хомского), и в комедийных работах Константина Федоровича. Скажем, в его Леониде Папагатто («Моя профессия — синьор из общества» Дж. Скарначчи и Р. Тарабузи в режиссуре того же Хомского, 1983), который в трактовке Захарова представал и плутом, и незаурядной личностью с умом, достойным лучшего применения, нежели постоянные ловкие махинации, направленные на обман сильных мира сего, во имя благополучия близких. Или — в поручике Ржевском из спектакля «Давным-давно» А. К. Гладкова (в режиссерской редакции Алексея Попова), в поведении которого при всем предусмотренным жанром спектакля водевильном легкомыслии не наблюдалось и малейшего намека на пошлость, поэтому его никак нельзя было причислить к персонажам из многочисленных, подчас сомнительного вкуса анекдотов.
Как ни странно, но мужественному, не расположенному к сентиментальности Захарову приходились, что называется, «к лицу» и пьесы «плаща и шпаги», и классическая мелодрама. Доказательством чего (судя по отзывам новосибирской прессы) служил его Теодоро в «Собаке на сене» Лопе де Вега, «искренне, страстно и непосредственно» сыгранный в «Красном Факеле». И — Жорж Дюваль в «Даме с камелиями» А. Дюма-сына в ЦТСА (режиссер-постановщик — Александр Бурдонский, 1984), не похожий на типичного театрального злодея, разрушавшего идиллию Армана и Маргариты Готье. Дюваль-Захаров был приверженцем традиционных семейных ценностей. Приверженцем убежденным и строгим. Но вместе с тем он сочувствовал Маргарите Готье — этой удивительной женщине, готовой пожертвовать своим счастьем ради благородной цели. Поэтому к Дювалю-Захарову нельзя было в итоге не проникнуться симпатией. Недаром, сцена с его участием сопровождалась сосредоточенной, как будто «звенящей» тишиной.
Подобный дар держать власть над залом являлся еще одним важным свойством дарования артиста Константина Захарова. Конечно, хотелось бы, как в популярной песне, к слову «зал» добавить эпитет «полный». Однако, к сожалению, ЦТСА не всегда мог похвастаться аншлагами. Но, тем не менее, отдача Захарова каждой роли независимо от ее объема была абсолютной.
Впрочем, могло ли быть иначе в случае с таким мастером сцены, каким был Константин Захаров, пользовавшийся искренним уважением в ЦТСА, коллектив которого естественно не остался равнодушным к вести о тяжелой болезни артиста.
С той поры прошло много времени, но по сей день нельзя забыть, как буквально весь театр замер в ожидании результатов контрольного медицинского обследования Захарова. Как все опасались лишний раз обращаться с вопросами к супруге Константина Федоровича — талантливой, недооцененной и, увы, тоже уже покойной актрисе Ксении Алексеевне Кудряшовой. Как радовались, узнав о том, что борьба с недугом увенчалась успехом, и Константин Захаров снова будет «в строю».
И это событие действительно произошло. И в кулисах собирались люди, чтобы поддержать Константина Федоровича, который со временем вернулся не только к своим эпизодическим ролям, но и к ролям главным.
Но, вероятно, организм не вынес напряжения, отреагировав на него новым рецидивом опасного и, как выяснилось рокового заболевания. И 3 июля 1989-го, когда Центральный театр Советской Армии находился на гастролях в Минске, заслуженного артиста РСФСР Константина Федоровича Захарова не стало.
Но память о нем жива в сердцах и зрителей, и тех, кому довелось встретиться с Константином Федоровичем в ЦТСА и к тому же удостоиться его помощи в трудных, подчас безвыходных ситуациях, что особенно примечательно. Так как более чем красноречиво свидетельствует о человеческой сущности Захарова, сумевшего в стремлении к вершинам актерского, как правило, располагающего к неизбежным компромиссам ремесла, не растерять своих лучших душевных качеств. А это всегда было редкостью.
«Страстной бульвар, 10» № 2 за 2017 год.
