9 мая Игорю Ледогорову исполнилось бы 85 лет
Когда думаешь об Игоре Вадимовиче, то невольно сравниваешь его с легендарным голливудским артистом Гэри Купером. В первую очередь из-за внешнего сходства — высокого роста, поджарой фигуры, «чертиков» в светлых глазах. Да и манера актерского существования Ледогорова тоже отличалась аскетизмом, мужественной сдержанностью, полностью соответствовавшей фамилии Игоря Вадимовича, имевшей необычный, отчасти «скандинавский» оттенок. А еще — умением благородно, без пафоса воплощать на сцене и на экране тончайшие жизненные ипостаси нематериального, духовного свойства. В том числе: дружбу (и здесь, наверное, наиболее ярким пример — его Михай Груя из датированного 1976-ым спектакля Иона Унгуряну «Святая святых» И. Друцэ, пронесший через долгие годы преданность товарищу детства, Кэлину Абабию) и любовь (взять хотя бы лирический дуэт Игоря Вадимовича с Галиной Польских в выпущенной в 1977-ом картине Гавриила Егиарзарова «Портрет с дождем»). Вдобавок почти все, кого довелось играть Ледогорову, обладали редкой способностью с честью и достоинством выходить из любых испытаний, не изменяя при этом своим убеждениям. Так что Игоря Вадимовича легко было представить в фильмах подобных снятому Фредом Циннеманом картине «Ровно в полдень» (1952), где по сюжету шериф Гэри Купера практически в одиночку противостоял злу. К тому же, если бы кто-нибудь из отечественных режиссеров вслед за американцем Кингом Видором экранизировал бы роман Айн Рэнд «Источник», то лучшей кандидатуры на роль талантливого, не склонного к душевным компромиссам архитектора Говарда Рорка (также украшавшей «послужной список» Купера), чем Ледогоров, не смог бы найти. Скорее всего, органично смотрелся бы Игорь Вадимович и в вестернах. И, вообще, при свободном владении иностранными языками появись он на Западе в молодости или в зрелую пору вполне мог бы состояться и в американском, и в европейском кинематографе.
Хотя сам Ледогоров вряд ли ассоциировал себя с какими-либо мировыми знаменитостями и к громкой славе не стремился, принадлежа к немногочисленной категории артистов, которые никому не завидовали, радуясь тому, что имели сами.
И это, несмотря на то, что и в кино, и в театре ему в основном поручали положительные, социального плана роли, как правило, не слишком почитаемые его товарищами по актерскому «цеху» по причине некоторой «пресности» данного материала. Но для Игоря Вадимовича это обстоятельство не было проблемой. Ведь каждого из своих персонажей (включая пламенного революционера Николая Баумана из вышедшего в 1967-ом одноименного фильма Семена Туманова, того же Михая Грую с его высокими партийными должностями, прогрессивного философа Томаса Мора из «Человека на все времена» Р. Болта, поставленного И. Унгуряну в 1981-ом) он наделял сложными характерами. Правом на сомнения и неизбежные ошибки. И, видимо, вовсе не случайно Ледогоров практически не пользовался гримом, как бы специально акцентируя наше внимание на том, что в большинстве этих героев многое было от него самого. Артиста с отчетливо выраженным личностным «стержнем», твердыми нравственными принципами и вместе с тем иронией, адресованной, прежде всего себе, сначала получившему серьезное техническое образование и уже потом диплом театрального института.
Произошли эти знаменательные для Ледогорова события в Ташкенте — втором по значению городе в биографии Игоря Вадимовича, родившегося в Москве 9 мая 1932-го и эвакуировавшегося в столицу Узбекистана в начале Великой Отечественной войны. Там он вместе с будущим ведущим артистом Московского театра Сатиры Романом Ткачуком стал свидетелем съемок фильма Леонида Лукова «Два бойца» и принял в них посильное участие, передвигая по заднему плану манекены фашистских солдат.
Так в биографию Игоря Вадимовича вошла военная тематика, оказавшись со временем едва ли не центральной в его творчестве. И в связи с этим хотелось бы в первую очередь упомянуть о Рябинине из киноповести Георгия Натансона «Они были актерами» (1981) — режиссере, согласившимся сотрудничать с оккупантами и тем самым вызвавшим ненависть окружающих, но на самом деле являвшимся руководителем подполья. Ледогоров сыграл его умно, содержательно, до определенного момента не раскрывая всех подробностей тайной деятельности своего Рябинина, образ которого наверняка был одним из самых любимых и у Игоря Вадимовича, и у зрителей, всегда относившихся к нему с уважением.
И было за что. В скандалах и интригах не участвовал. Излишней, зачастую вредящей репутации публичных персон откровенностью не страдал. Был верен одному театру — Центральному академическому Советской (с 1993-го — Российской) Армии, куда после непродолжительной службы в Узбекском Русском драматическом театре имени М. Горького, ленинградских театров имени Ленсовета и Ленинского комсомола пришел в 1971-ом и которому отдал четверть века. В 1989-ом удостоился высокого почетного звания «народного артиста РСФСР», но в мэтра в дурном понимании этого слова не превратился, сохранив интеллигентный, доброжелательный тон общения и с прессой, и с коллегами, и с так называемыми «технарями». И главное — остался открытым всему новому, что, подчас, неожиданно буквально врывалось в его, казалось бы, сложившуюся биографию.
Как случилось, скажем, с ролью Магнуса в «Контракте на убийство» по пьесе Сл. Мрожека, изначально предназначавшейся Владимиру Зельдину, который, проведя в 1988-ом целый ряд репетиций, до премьеры не дошел. Так что Ледогоров как бы запрыгнул на подножку уже разогнавшегося поезда. Вследствие чего он чрезвычайно внимательно прислушивался к замечаниям и предложениям постановщика «Контракта…», знатока польской культуры Александра Вилькина, к советам партнера Федора Чеханкова, с интересом и волнением погружаясь в мало известную ему тогда стихию странной, «абсурдистской» драматургии Мрожека, постепенно «обживая» ее парадоксальное «пространство», наполняя его собственной сердечной интонацией. И это у Игоря Вадимовича получилось. В итоге его с виду респектабельный Магнус представал неприкаянным, никому не нужным существом, для которого выбранный им когда-то для постоянного проживания роскошный отель оборачивался едва ли не добровольной тюрьмой. А отношения с портье Морисом-Чеханковым — не интеллектуальной «дуэлью», но «диалогом» двух одиночеств, которые, как в воздухе, нуждались в общении и взаимном понимании.
Жаль, что эту работу Ледогорова — трагическую, открывавшую перед ним новые артистические горизонты, недооценили и критика, и театр, оставшийся равнодушным к оригинальной, во многом новаторской для армейских подмостков постановке в целом. Но участникам «Контракта…» их «детище» было дорого. И они много ездили со спектаклем по бывшему Советскому Союзу. Игорь Вадимович потом увлеченно рассказывал о теплом приеме «Контракта…» в удаленных от Москвы регионах, как, затаив дыхание, слушала и точно реагировала на лихо, почти детективно закрученные, психологически-тонкие перипетии сюжета зрительская аудитория.
Ледогоров неизменно дорожил этой связью с публикой, которую, честно говоря, удивил и огорчил в 1997-ом решением уехать в Новую Зеландию. Но объяснение настоящего поступка естественным отцовским желанием поддержать сына — артиста и режиссера Вадима Ледогорова (в поставленном им чеховском «Вишневом саде» Игорь Вадимович даже сыграл Фирса), уже работавшему в этой далекой стране отчасти смягчило горечь расставания.
Тем более что он еще приезжал в Москву для переозвучания фильма «Через тернии к звездам» (1980) и даже появился и в эфире одного из центральных телеканалов. Отменно выглядел. Отвечая на вопросы ведущего передачи, ни о каких трудностях своего зарубежного бытия не распространялся, а наоборот старался сфокусироваться исключительно на его позитивных моментах. Благодаря этому хотя бы на короткий период времени подарил ощущение полноты жизни и уверенности в том, что и у нас обязательно все будет хорошо. Таким и запомнился.
«Страстной бульвар, 10» № 8 за 2017 год.
